После некоторых консультаций мне хочется кричать:
— ну нельзя же с собой так жестоко!!
Приходит человек весь в крови, в слезах, с избытком боли и … и рационально, разумно, аналитично и логично рассказывает про событийный ряд.
Было так-то. Стало этак-то. Тут сделал то-то. Тут, наверное, ошибочно решил не туда-то.
Подробно. Детально. Точно.
И с ожиданием, что вот сейчас психолог, как профессионал, сразу ему укажет: где и что болит, какой вентель подкрутить, чтобы стало хорошо.
Вопрос про чувства сразу вызывает гнев и отторжение, ведь это жесткий и суровый Контролирующий Родитель притащил рыдающего от обиды, горя и отчаяния Ребенка к психологу, чтобы ему помогли починить режим «соберись, тряпка».
Чтобы робот заработал как положено.
Робкие мяукания психолога про «вам бы в бережную долгосрочку, батенька…» отметаются как мошка летом, на подлете.
Решительное и экспертное «необходимо работать в том-то направлении, так-то и с таким-то сеттингом» упадет на раненого Ребенка внутри как молот палача, он и так уже еле живой и в отчаянии.
Он искренне верит и надеется, что психолог поможет. Что он добрый. Что он его услышит, увидит, проинтуичит и почует.
Что передаст хотя бы пластырь, контрабандой.
Толику внимания, признания, надежды и возможности искренней любви.
Поэтому и «ползем» на ощупь, идем за клиентом, пытаясь иногда придержать его за плечо, друг, у тебя же душа рыдает, больно тебе, ну какие, нафиг, достигаторские галеры и пятилетка за три встречи? Как можно за пару дней прожить горе? Ты о чем?
Может сначала выдохнуть и хотя бы кишки обратно в живот вернуть? Сердце залатать? Не?
Услышать себя – самое ценное, что можно и нужно сделать.
Все остальное решаемо.
