Травматичный опыт из детского прошлого всегда содержит когнитивный компонент — застревание в ШОКЕ.
Произошел РАЗРЫВ мыслимой реальности, и человек не может склеить его в нечто удобоваримое и жизнеспособное.
И, как только что-то попадает в эту «дырку под скотчем из бинтов» — его снова триггерит и взрывает, как в первый раз — только мощнее, ибо сверху еще разного гнойно-гневно-грязного накопилось.
Одна из самых болючих тем в работе у клиентов психологов — это отношения с «бывшими отцами» (случайным отцами, алко-отцами, отцами-беглецами и т.д.).
Ребенку, даже уже давно выросшему и взрослому-взрослому, трудно осознать, каким образом можно осмыслить следующее:
1. У него был отец. Человек, который вместе с матерью создал его жизнь.
Это огромное событие — целая жизнь. Это энергетическая связь, витальная, смысловая, эмоциональная. Это ответственность и творение (дар жизни) = отцовство.
2. А затем этот человек слился.
Полюбил других детей, забухал, и вообще вот он такой -инфантильный и «оно само», числился рядом и даже носил в дом деньги, но не был отцом, гнобил, бил, наезжал, выстебывал, оскорблял.
В общем как уместить в одном сознании:
— вот он отец
и
— вот он же творит чудо-дичь
Но при этом он отец… но творит дичь…
И ребенка «взрывает».
Вместо опоры и основы, защиты личности и стержня «от отца» навсегда, он получает перманентный хаос и распад в месте, где заливается основа его стержня, сила его личности.
Дальше ее болезненнее, труднее и сложнее.
Ребенок (и взрослый) оглядывается вокруг, чтобы потестировать реальность, найти решение -и получает чаще всего
Ускользающее МОЛЧАНИЕ
Молчание или отмашку «да, ладно, зато не бил/не пил».
Ну… так бывает.
А чо такова
Мама (женщина) сама во всем виновата (причем, может быть его мама, может быть мама из следующего поколения), но смысл в том, что отец — уже как будто бы не мужчина и не отец в этой истории, «не мы такие, жисть такая»
И со временем и сам научается обходить это сложнейшее место стороной.
Но,
невозможно построить устойчивого себя на месте пустоты или взрыва-взрыва смыслов,
и к нему так или иначе приходится возвращаться.
На уровне социума эту задачу пытаются решать на «первом этаже пирамиды потребностей» — выживание. Алименты платит или нет.
Но люди, и особенно дети, чувствуют, что это не только и не столько об этом.
Отцовство — это, само собой, добыть мамонтов и дать безопасность,
но это еще и много другое:
— это про любовь
— это про уважение
— это про смыслы, отношения с жизнью, с богом
— это про поддержку (про возможность идти своим путем, зная, что твоя спина всегда прикрыта и ты никогда не познаешь предательство ни матери ни отца)
бонусы про «а вот тебе, Петя, еще квартира, машина и деньги на образование» — это важно, это про «второй этаж», но это действительно не ключевое, и может быть закрыто и самим человеком со временем, и матерью, и родней.
И вот такая сложная рвущаяся мина есть у человека, если у него в роли создателя его жизни случился «импульсивный младенец», «инфантильный эгоист» или по иным причинам «взявший самоотвод от отцовства» человек.
Избегать смотреть «в это» — понятное и естественное желание.
Слишком сложно.
Слишком грустно.
Слишком больно и обидно.
Защищать и делать этот мир возможным для жизнь, счастья творчества и любви, из хаоса создавать порядок — работа отца.
Поэтому, рано или поздно, человек собирается с силами и мужеством,
и смотрит вглубь себя,
называя искренними правдивыми именами то, что с ним было.
Заращивая пустоту на том месте, где могла бы быть опора на образ достойного уважения отца.
И, в каком-то смысле, это более трудная и энергоемкая работа, чем тема любви и отношений с мамой,
это работа духа, становление себя как личности.
Это действительно трудно, горько, грустно и больно,
и при этом необходимо,
и дает возможность вздохнуть свободно,
опираться на самого себя,
смотреть на мир, жизнь и людей спокойно, с достоинством и уверенно.
Дневник психолога 